Из истории села Броды
Село Броды расположено на левом берегу реки Волги в 48 километрах от города Тверь (ныне Калинин). История этого села уходит в глубокую древность. Однажды автор этих строк в 1929 году (когда ему было 8 лет) случайно обнаружил в Бродовской церкви архив. Он хранился в железном ящике под массивным креслом в углу алтаря. На этом кресле обычно отдыхали священники во время чтения «Апостола». С удивлением я обнаружил в ящике между других бумаг толстую тетрадь, в которой разными почерками были сделаны записи об истории моего родного села. Летописцем этой истории были священники Бродовской церкви Иоанн Шевелев, Арсений Ефимович Лебедев и Алексей Васильевич Поведский, служившие в ней в девятнадцатом и в начале 20 века. Последним летописцем был учитель – Евгений Арсеньевич Лебедев (умер в 1937 году). Из записок мне запомнились следующие события:
Раньше, до конца 18 века, село Броды называлось Семеновское. Это село располагалось на самом берегу Волги, напротив «переката», там, где река круто поворачивала на северо-восток. Волга летом здесь была настолько мелкой, что её переходили даже козы. Поэтому Семёновское было ещё известно под названием «Козьи броды».
Над самым обрывом в селе стояла небольшая деревянная церковь во имя Симеона Богоприимца (праздновалось 16 февраля по н.ст.). В конце 18 века в нашей местности наблюдалось необычное бурное весеннее половодье Волги. Река выходила из берегов, затопляла село и подмывала берег. Это вынуждало жителей постепенно переселяться подальше от реки, на более возвышенное место. К концу 19 века село Брод располагалось уже у подножья высокого коренного берега, в версте от современного русла реки. Весенние разливы Волги сюда уже не доходили, а высокий коренной берег служил селу защитой от северных ветров. Последним зданием, оставшимся на месте старого села, у обреза воды была церковь.
Но вот в 1777 году Волга, вскрывшись ото льда, подступила к стенам этой церкви, подняла её и в неприкосновенности понесла вниз по течению. Как и всегда во время половодья над Волгой стоял густой туман, и жители села (с нового места) исчезновения церкви не заметили, тем более что это явление произошло в тёмную ночь. И только утром, придя на богослужение и не обнаружив своей церкви, они бросились в погоню за ней. «Догнать» церковь удалось лишь около села Избрижи, в 20 верстах от Брода. Осторожно причалили её к берегу, где она так и осталась стоять до полного разрушения от ветхости.
Новую (и тоже деревянную) церковь построили в 1782 году. Её расположили не под горой, куда переместилось село, а на самой высокой точке коренного берега в березовой роще. Церковь имела 3 престола: первый и главный во имя Знамения Богоматери (праздновали 10 декабря), второй – во имя Симеона и Анны (16 февраля) и третий во имя Флора и Лавра (31 августа). Вокруг церкви скоро стали хоронить сначала священнослужителей, а потом и мирян. Образовалось кладбище, которое существует и по сию пору. Церковь просуществовала до 1883 года, а потом сгорела ночью по неизвестной причине. Удалось спасти лишь старинную храмовую икону «Знаменье», плащаницу и два небольших колокола. Место сгоревшей церкви было обнесено деревянной оградой. Внутри неё, вплоть до Великой Отечественной Войны, не разрешалось производить никаких захоронений, так как считалось священным местом.
Новый Брод.
На том месте, где ныне находится село Брод в конце 19 и начале 20 века рос могучий сосновый бор. Он занимал сплошь всю возвышенность от коренного берега Волги до речки Улюски. Восточная часть бора называлась Бутавишки, а западная – Просытово. В этом бору первым построил свою усадьбу, и тем самым положил начало строительства села на новом месте, коренной бродовский крестьянин Кузнецов Ермолай.
За ним построили дома: Чуканов Прохор, Лавров Яков, Дроздов Спиридон, Кузнецов Василий, Моряков Иван, братья Ежковы и Андрей Донин. Дома строились по прямой линии в одну улицу с окнами, обращенными к Волге. Они были деревянные, за исключением двухэтажного дома Кузнецова Василия в центре села и магазина-склада Кузнецова Ермолая (сохранившегося до сих пор), построенных из кирпича и отштукатуренных. Большинство домой были покрыты дранкой, а дома Кузнецовых, а также урядника Дмитриева – кровельным железом. Добротные постройки, широкие окна жилых домов с узорчатыми наличниками, говорили о зажиточности большинства бродовских крестьян, а чистота улиц, цветы в палисадниках, окружавших почти каждый дом, свидетельствовали об их культуре.
В Старицком уезде село Брод издавна считалось наиболее богатым. Земля «бродовщины» была весьма плодородной, так как, в основном, она была расположена в пойме Волги. Здесь хорошо родились: озимая рожь, лён, конопля, гречиха, капуста, морковь и репа. В садах многих крестьян росли яблоки, вишни, сливы, красная и чёрная смородина, крыжовник и малина. Значительно позднее (в конце 20-х годов) на полях бродовских крестьян появились клевер и тимофеевка, а также яровая пшеница. Помещичьих и монастырских землевладений на «бродовщине» никогда не было. Крестьянские хозяйства здесь до революции считались «государственными». Они ежегодно платили казне денежный налог в зависимости от размеров закрепленной за ними площади сельскохозяйственных угодий. Натуральными налогами крестьяне не облагались ни до революции 1917 года, ни первые два года после неё, вплоть до 1919 года, когда в стране был введён режим военного коммунизма с его продразвёрсткой. Выращенным урожаем и произведённой в своём хозяйстве животноводческой продукцией крестьяне имели полное право распоряжаться по своему усмотрению.
И, тем не менее, расслоение бродовских крестьян по уровню зажиточности имело место. Наиболее зажиточными становились, как правило, те семьи, которые имели много трудоспособных членов, особенно если один или два из них на осенне-зимний сезон для заработка на стороне: в Питер, в Тверь, в Москву или другие города. Зажиточными семьями в Броду до революции 1917 года считались Кузнецовы, Дроздовы, Чукановы, Михеевы, Лавровы и Донины. Самым богатым на селе считался Василий Яковлевич Боровицкий – сын волостного старосты. Помимо земельного надела и большого сада, В. Я. Боровицкий содержал лавку, в которой население покупало для себя товары первой необходимости: керосин, спички, соль, сахар, муку, крупу, ситец и другие. В собственной пекарне у Боровицкого два наёмных пекаря пекли хлеб, булки и баранки.
В семье В. Я. Боровицкого было 10 детей. Все они трудились в хозяйстве отца, как обычные крестьянские дети.
Были в Броду и бедняки, например бобыль Носик Иван, Христинья Бабайка, пьяница Бульта, вдова Офицерова Пелагея. Но большинство селян в Броду считались крепкими середняками. У каждого из их в хозяйстве была лошадь, по 1-2 коровы, а также овцы, свиньи и куры – в количестве необходимом для пропитания своих семей. Продажа продукции на рынке производилась в очень ограниченных размерах только некоторыми зажиточными крестьянами. Подавляющее большинство крестьянских хозяйств в Броду носило натуральный характер.
До создания в Броду МТС (1932) полевые работы во всех без исключения хозяйствах выполнялись на конной тяге или вручную. Бродовские крестьяне первыми в округе стали пахать землю однолемешными плугами, а сохи использовали только для распашки борозд картофеля. У плугов металлическими были только лемеха, отвалы и стойки, а рамы делали из берёзы. У борон также железными были только зубья, укреплённые на деревянных рамах. Плуги и бороны изготовлялись в местной кузнице, в которой из рода в род трудились потомственные бродовские кузнецы Ежковы («жгучие брюнеты») и Староверы (с рыжей шевелюрой). Они же для своего села подковывали лошадей, ковали шины для телег, обручи для бочек, цепи и косы, паяли ведра и самовары.
Сев зерновых производился вручную. Эта работа выполнялась обычно самыми опытными членами семей. Сеяльщики, подвязав полотенца к лукошкам (из бересты) и набросив полотенце на шею, мерно, в такт шагам, брали руками семена и с силой ударяли ими о стенки лукошек, чтобы равномерно рассеять их по полю. Заделка семян в почву осуществлялась боронами.
Сев озимой ржи по традиции начинался в Броду 19 августа с праздника «Преображения» (в народе назывался «второй Спас»). В этот день крестьяне освящали в церкви семена ржи, а заодно и яблоки («второй Спас» поэтому назывался ещё и «яблочный»). Уборку ржи производили только серпами и, как правило, женщины и подростки. Мужчины ставили снопы в так называемые «стойки» для предварительной просушки по 10 штук в каждой, или в «крестцы» по 20 штук. Для защиты колосьев от случайных дождей сверху на «стойки» и «крестцы» ставились толстые снопы торцами вверх. Обмолот же снопов производился в овинах. Их имела каждая крестьянская семья. Овины состояли из двух частей: помещения для сушки снопов с печью, топившейся дровами «по-чёрному», и гумна для обмолота снопов. В отличие от риги (в Броду их не было), печь в овине помещалась под землёй, а снопы над печью ставились стоймя на «колосники» (жерди). После просушки снопы вытаскивались на гумно через небольшую квадратной формы дверь.
Если крестьянин ставил целью получить из озимой соломы кровельный материал, он сначала каждый сноп «хвастал», т.е. брал его за торец или перевясло и с размаху ударял несколько раз по бревну, закреплённому в «козлах» на высоте пояса. Затем сноп тщательно домолачивался увесистой палкой. При таком способе молотьбы стебли не мялись. Если же солома была нужна для кормовых целей или для подстилки скоту, то снопы располагались на гумне в два ряда колосьями вовнутрь и их молотили цепами. Цеп состоял из палки-державки, соединенной мягким ремнём с палкой меньшего размера, но более массивной. Молотьба производилась в два, в три ли в четыре цепа в зависимости от количества молотильщиков. Встав друг против друга, они в строгой последовательности били цепами по снопам. Особенно «весёлая» на слух музыка получалась, когда молотили сразу в 4 цепа. Это воспринималось, как большое искусство.
Яровые культуры (овёс, ячмень, горох и гречиху) молотили обычно следующим способом: на гумне или прилегающей к нему утрамбованной площадке их расстилали в виде широкого кольца, по которому несколько раз прокатывали на лошади толстые брёвна с насаженными на него по спирали прочными деревянными зубьями.
Очистка зерна от мякины осуществлялась многократным проветриванием вороха с помощью широких деревянных лопат.
Для перемола зерна в муку использовались ручные жернова. Они в Броду имелись в каждой семье. Нижняя (неподвижная) часть жернова делалась обычно из прочного камня, а верхняя (вращающаяся) из берёзы или дуба. И верхние, и нижние жернова имели насечки (верхние — металлические). Верхний желоб приводился в движение вручную. Незадолго до революции 1917 года, в деревне Быльцино, появилась ветряная мельница, а в 20-х годах речка Улюска, напротив деревни Горки, была перегорожена плотиной, и там была сооружена водяная мельница. С появлением этих мельниц ручные жернова потеряли своё былое значение, но стояли в амбарах крестьян ещё долгие годы без использования. И только во время Великой Отечественной Войны вновь оказались незаменимыми для размола зерна.
Бродовские крестьяне раньше других в округе покончили с трехпольной системой земледелия и уже в начале XX века перешли на плодосмен, т.е. постепенно стали внедрять севооборот. К этому времени пахотные земли села заметно расширились. Кроме главного пахотного массива по левому берегу Волги были освоены под пашню ещё несколько урочищ: перед деревней Апишево, между речкой Улюской и ручейком Неприком, на правом берегу Улюски и другие. Как-то само собой так получилось, что бродовские крестьяне стали одновременно каждое урочище засевать (в границах своих наделов) одинаковыми культурами, синхронно производя планомерное их чередование по годам. Особое внимание уделялось тщательной обработке и удобрению полей чистого пара. По окончании весеннего сева в селе наступал период вывозки навоза в пары. Этот период назывался «навозницей», и он длился почти до сенокоса. Красивую картину представляли летом поля цветущего нежно-голубым цветом льна, белоснежные ковры гречихи и их медовым ароматом, шелестящие от дуновения тёплого ветра волн поспевающей ржи.
Брод после Октября.
Февральскую и Октябрьскую революции 1917 года жители Брода встретили без особого энтузиазма, считая, что Советская власть это явление временное. Но приезжающие в Брод дачники из Питера взбудоражили население. Они рисовали тревожные картины начавшейся в стране гражданской войны и расправы ВЧК с врагами советской власти.
7 ноября 1920 года в Броду состоялся первый политический митинг. Демонстранты с красными флагами прошли село из конца в конец с песней Демьяна Бедного «Во солдаты Ваню мать провожала» и с песней коммунаров «Под частым разрывом гремучих гранат отряд коммунаров сражался». Затем с балкона дома Боровицкого выступило несколько ораторов. Все они свои речи заканчивали призывом: «Да здравствует мировая революция!». Они же исполняли в конце митинга « Интернационал», который тогда большинству населения был еще неизвестен.
Первомайский митинг 1921 года ещё более оживил общественную жизнь в Броду. Появились новые ростки и в крестьянских хозяйствах. С конца 20-х годов в Броду постепенно стало внедряться травосеяние. Первым энтузиастом этого прогрессивного начинания был Кузнецов Иван Михайлович. Он собирал семена дикорастущих клевера, тимофеевки, овсяницы и лисохвоста, подсушивал их на чердаке, очищал, а весной высевал на отдельной делянке. Позднее, по мере размножения семян трав, он стал засевать ими уже целые поля. Настольным руководством для внедрения травополья была популярная в те годы маленькая газетка-брошюра под названием «Сам себе агроном». По примеру И.М. Кузнецова травосеянием стали заниматься и другие крестьяне.
Некоторые повышение культуры земледелия не замедлило сказаться на урожайности полей. В 1928 и в 1929 годах средний урожай зерновых в Броду составил «сам 7» против «сам 5» в 1925-1926 и «сам 2» в 1919-1922 годах, когда во всей округе стояла сильная засуха. Как вспоминают старожилы, 1919-1922 годы были самыми голодными годами для жителей Брода. Положение усугублялось ещё тем, что в эти годы по всей Тверской губернии прокатилась эпидемия гриппа, называвшаяся тогда «испанкой». От голода и гриппа в Броду погибло около 50 человек.
Овощи в Броду с давних пор выращивались на постоянном месте-огороде, расположенном сразу же за коренной горой. Здесь была наиболее плодородная почва – бывшая пойма Волги. Каждая семья на этом огороде имела постоянный участок, где выращивался неплохой урожай столовой капусты, лука, моркови, свёклы, репы и редьки. Из зеленых культур выращивались укроп и петрушка. Теплиц бродовские крестьяне не строили. Самыми трудоёмкими культурами в Броду считались лён и конопля. Возделыванием их вынуждена была заниматься каждая семья. Лён и конопля давали жителям возможность иметь в достатке собственное льняное и конопляное масло, получать ткани для одежды и постельных принадлежностей, производить добротные мешки, рыболовные снасти, веревки, канаты.
Уборка льна и конопли осуществлялась методом теребления стеблей вручную. После просушивания снопов на поле в так называемых «бабках», стебли прочёсывали через металлические гребни для отделения от них плодов с семенами. Затем эти стебли, именуемые «трестой», расстилали по стерне зерновых, используя августовские росы, или замачивали в неглубоких ямах – «копанцах». Через определённое время «тресту» поднимали со стлищ, вынимали из копанцев и пропускали через льномялки. Льномялка представляла собой бревно со сплошной продольной прорезью, в которую входил гладко выструганный тупой нож, один конец которого закреплялся шарнирно в конце бревна, а другой конец имел ручную рукоятку. Затем производилось «трепание» мятой тресты колотушками для отделения волокон от «костры» и «чесание» волокон льна и конопли на деревянных широких гребнях, прикреплённых к скамьям для удобства работы чесальщицам. Полученную паклю женщины нанизывали на более мелкие гребни и крутили из неё нитки с помощью веретен. Из этих ниток на ручных станках крестьянки потом ткали полотна, половики, скатерти и другие изделия. Полотна, предназначенные для шитья одежды, расстилали по снегу, чтобы ткань была белой и чистой.
На выполнение трудоёмких операций по переработке льна и конопли у женщин уходила вся зима до начала очередного полевого сезона. В зимний вечер они обычно сходились вместе в том, или ином доме, и под монотонное жужжание веретен делились между собой разными известиями или пели песни. Помещение скудно освещалось лучиной. Щипанием лучины и поддерживание необходимой яркости света при её горении занимался один из подростков той семьи, в доме которой сходились женщины со своими гребнями, паклей и веретенами. Керосиновые лампы из-за дороговизны керосина в крестьянских домах зажигались только в праздничные вечера.
Развитие животноводства в единоличных крестьянских хозяйствах Брода всегда сдерживалось недостатком кормов, особенно грубых и пастбищных. В окрестностях села было мало естественных лугов, а пасти скот приходилось лишь по берегам рек Волги и Улюски, по лесу, или по стерне зерновых после уборки урожая. Заготавливать сено приходилось за 7-9 верст от села в урочищах «Гудово» (за Станишиным) или «Новоямне» (между деревнями Горлово и Бешмелино). На сенокос ездили, как правило, всем селом, на лошадях, с большим шумом, так как в телегах везли косы, грабли, вилы, а под телегами гремели вёдра и кастрюли, привязанные верёвками. На сенокосе ночевали в шалашах, сделанных из молодых берёзок. Каждой семье заранее отводились участки, которые назывались «осьмаками». Почти все они были заросшие мелким кустарником (ольхой, осиной, берёзками), но между кустов трава росла хорошая. Косили её ручными косами по вечерней или утренней росе.
Сено на месте обычно не сушили, а чуть подвялив траву, навивали её на телеги, и с одним из членов семьи отправляли домой для досушки у сараев. Досушкой сена и уборкой его в сараи занимались обычно старики, подростки и дети. Детям эта работа очень нравилась и воспринималась, как весёлое развлечение.
Для пастьбы скота жители Брода ежегодно нанимали со стороны пастуха, а иногда ещё и подпаска с оплатой их труда натурой и деньгами. Заботу о питании пастухов брала на себя каждая семья, по очереди. Коровы, телята и овцы паслись вместе. Хозяйки, подоив до рассвета коров, с восходом солнца выгоняли скот на улицу. Пастух при этом играл на своём рожке, сопровождая своё искусство громким хлопаньем кнута. В жаркое время суток (в «полдни»), когда появлялись овода и слепни, пастух и подпасок загоняли коров на отмель Волги. Сюда женщины из села приходили вторично доить коров. Вечером скот в село пригонялся поздно, в сумерки. Во время вечерней дойки коровы подкармливались свежей травой, нарванной руками детей.
Жители Брода с испокон веков выделывали из кожи забитых животных (крупного рогатого скота и свиней) обувь, конную упряжь и различные ремни. Большим мастером «дубления» кож в 20-х годах был быльцинский сапожник по имени Аким. Изготовленная им из таких кож обувь отличалась не только прочностью, но и красотой. Шерсть от овец бродовские крестьяне использовали, главным образом, для поделки валенок. Их «катал» в своей кустарной мастерской крестьянин Михаил Ермолаевич Кузнецов с супругой Анной Ивановной. Из шкур овец выделывались также теплые шубы.
Бродовские крестьянки хорошо умели делать из свежего молока творог, простоквашу, молоко «облитое» и «топлёное», а также сливочное масло. Последнее изготовлялось из сметаны, сбиваемой в ручных маслобойках (небольших плоских бочонках с вращающимися внутри крестовинами).
Помимо продуктов питания, получаемых от домашнего хозяйства, жители Брода пользовались также естественными дарами природы.
В сосновом лесу, окружающем село, хорошо росли белые грибы (боровики), маслята, сыроежки и лисички. Недалеко (под Дерягиным) в еловом лесу родились ярко-оранжевые рыжики, а в местечке «Полоски» под Акишевым – подберёзовики и подосиновики. Но грузди в окрестностях Брода не встречались.
За земляникой, черникой, брусникой и клюквой бродовские женщины и дети ходили в лес за Волгу под деревню Климово, а за «пьянкой» (т.е. голубикой) – под деревню Рюхово. Орехи (фундук) собирали за деревней Кучково по берегу Волги.
Большим подспорьем в питании населения была рыба. В Волге в довоенные годы водилось много хорошей рыбы: голавлей, пескарей, окуней, налимов. Иногда попадались ельцы, язи и шересперы. Рыбу ловили на удочки (лески для которых сплетались из конского волоса), мережками, «перемётами», реже сетями. Мережка – это сетка из толстых ниток, натянутая на каркас, изготавливаемый из прутьев можжевельника. Спереди мережка имела небольшое круглое окошечко, от ободка которого натягивались к хвостовой части три нитки. На одну из ниток с помощью иглы нанизывалось несколько земляных червей для приманки рыбы. Мережка ставилась окошком вниз по течению реки на расчищенное от камней дно. К мережке подвязывались три камня (два по бокам, один к хвосту), чтобы она не уплыла. Через 40-50 минут мережку поднимали, выносили к берегу, вынимали из неё рыбу и вновь «заставляли». В мережки обычно попадались пескари и окуни, причём время их ловли было очень ограниченное, примерно до 22 мая (Николина дня), когда в реке ещё не появлялись водоросли. Пескари и окуни ловились также на удочки – донки с насадкой на крючки червей. А голавли и язи лучше всего клевали на майских жуков и их белые личинки, а уклейки на мух. Большими умельцами ловли крупной рыбы на удочку в 20-30 годы в Броду были учитель Иван Егорович Арбузов и пенсионер Евгений Арсеньевич Лебедев. Ловлю крупной рыбы на «переметы» лучше всех освоил ученик Алёша Поведский. К длинной бечеве он подвязывал, на определённом расстоянии друг от друга, до 30 прочных ниток с крючками на концах, насаживал на них приманку (кузнечиков, стрекоз, личинок жуков, червей и др.) и протягивал перемет через всю реку (чаще всего напротив деревни Потапиха). К утру на перемет попадалось до 10-15 штук крупной рыбы. Особенно много любителей ловли рыбы на Волге было вовремя ледохода. Испуганная шумом и треском льда крупная рыба заплывала в тихие заводи, где её ловили «наметками» (широки сак с длинной прямой жердью). Налимов обычно ловили подростки летом вилками, извлекая их из-под плоских камней.
Водилась рыба и в Улюске, но более мелкая: пескарики, гольцы, «мисери». Ловили эту рыбёшку здесь всё лето дети. Орудиями лова были донные удочки и обыкновенные решета, в которые дети загоняли рыбу босыми ногами из тины, т.е. водорослей.
Раки в Волге и Улюске попадались редко.
Церковь. Традиции и обычаи.
Духовная жизнь многих поколений бродовских крестьян была тесно связана со своей церковью. В ней они крестились и крестили своих детей, венчались, исповедовались, слушали нравоучительные проповеди священников и просто общались между собой. Церковь провожала своих прихожан в последний путь.
«Приход» (т.е. зона обслуживания) бродовской церкви был большой. Он состоял из 17 деревень (Брод, Бережки, Акишево, Кучково, Быльцино, Толвенцово, Сосняково, Горлово, Пролежнево, Горки, Дерягино, Рюхово, Тарутино, Бутово, Потапиха, Климово, Курцово). Все жители этих деревень исповедовали православную веру. Исключением (к 1930 году) были лишь две семьи в Броду (Донина и Фунтякова), которые не принимали в своих домах иконы во время «Крестных ходов» в Пасху и другие праздники.
Сразу же после того, как в Броду сгорела деревянная церковь (на кладбище), прихожане без всякого принуждения стали собирать свои кровные копейки и рубли, чтобы выстроить новую каменную церковь. Восемь бродовских стариков (из семей Фроловских, Метелкиных, Знаменских, Лавровых и др.) добровольно отправились по городам и весям Верхневолжья для сбора пожертвований на это дело. Крупные вклады внесли питерский купец Петр Николаевич Щербинин и московский купец Иван Ефимович Зубарев (уроженец Горец). Церковь была построена за неполных три года и в 1886 году была освящена Старицким епископом Борисом и настоятелем церкви о. Арсением Лебедевым, прослужившим в Броду около 30 лет (умер в 1911 году). В церкви было 5 алтарей: два в зимней части (во имя Симеона Богоприимца и Петра митрополита Московского) и три в летней части (во имя Знамения Богородицы, Фрола и Лавра и Иоанна Рыльского). Просторная, светлая, красивая снаружи и внутри с высокой мощной колокольней бродовская сельская церковь больше походила на городской собор. С верхней площадки колокольни через 8 окон открывается чудесный вид на окружающую природу, на ближние и дальние селения, на Волгу. Отчетливо видны церкви сёл Станишино (5 вёрст), Буконтово (12), Заречье (11), Троицкое (12), Анненское (14), Емельяново (7), Ильинское (12), Иваниши (8), Казнаково (8), Васильевское (7), Панафидино (15) и даже Юрьевское под Старицей (20 верст).
Строилась церковь из красного кирпича высокой прочности, изготавливаемого здесь же, на строительной площадке, лучшими печниками округи под руководством тверского мастера Анания с морозовской фабрики. В фундаменте под зимней частью церкви была сложена печь с воздуховодами, проходящими под полом. Печь топилась дровами, поэтому в зимнее время в церкви всегда было сухо и тепло. Очень красивым был резной иконостас, особенно в летней части церкви. Он вытачивался из красного дерева мастерами краснодеревщиками, посланными из Питера купцом Щербининым. Все иконы в иконостасе были греческого письма, нарисованные московскими живописцами. В 1929 году наружные стены церкви были расписаны сюжетами на библейские темы старицким живописцем Петром Михайловичем Жуковым и его сыном Алексеем. Церковь имела прекрасную акустику и освещенность. С высоких сводов напротив алтарей свешивались красивые бронзовые паникадила.
Бродовская церковь издавна славилась своим хором. В 20-е годы в нём участвовало около 20 сельских жителей обоего пола. Руководил хором до 1926 года учитель Иван Владимирович Морошкин. Будучи образованным музыкантом, он до совершенства довел исполнение своим хором духовных песнопений композиторов Чайковского (особенно его литургии — Иоанна Богослова), Бортнянского, Чеснокова и других. Спевки хора обычно проводились в ограде в вечернее время. Часто здесь же хор разучивал и народные песни – русские, украинские, белорусские – к большому удовольствию всех, кто приходил их слушать. Особенно сильными и чистыми голосами в хоре отличались сестры Мария и Татьяна Павловы, Прасковья и Надежда – дочери Петра Кривого из Бережков, Ульяна Михеева, Ольга Флегонтовна Поведская – жена священника. Мелодии разучивались по нотам. С уходом Морошкина из Брода этот хор распался, а вместо него был создан мужской хор, руководил которым до закрытия церкви акишевский крестьянин Никанор Иванович Балакин. В хоре были неплохие басы (Боровицкий Василий и Синицын Иван), теноры Щербинин Петр, Лавров Иван и Носик Василий) и баритоны (Чуханов Александр, Никоноров Сергей, Кучкин Иван и др.). И хотя участники мужского хора нот не изучали, а исполняли свои песнопения на «слух» (в лучшем случае по старинным «крюкам»), они вкладывали в пение всю свою душу и создавали в церкви во время богослужения умиротворяющую обстановку.
На колокольне бродовской церкви висело 6 колоколов. Главный колокол (его назвали «Бом») весом 294 пуда издавал чистый торжественный звон с бархатистым оттенком. Его «язык» весил 11 пудов, поэтому к нему надо было приставлять отдельного звонаря, чтобы раскачивать язык в обе стороны. Второй колокол, называемый «Бам», весил 54 пуда. От его «языка» спускалась до земли веревка, при помощи которой церковный сторож отбивал зимними ночами «часы». Третий колокол («Бень») уцелел от пожара старой церкви и имел очень приятный «малиновый» звон. Четвертый колокол («Бинь») звон издавал особенно гулкий, какой-то залихватский. Были ещё два подголоска («Дзень первый» и «Дзень второй»). Всеми колоколами, кроме главного, звонил один звонарь с помощью различных приспособлений. При одновременном звучании всех колоколов получалась стройная, мелодичная и мажорная музыка. Она вполне соответствовала фразе, высеченной по окружности главного колокола: «Благовестуй земле радость велию! Хвалите, небеса, Божию славу!»
Самыми искусными звонарями в Броду в 20-е годы были подросток Серёжа Поведский и певчий Петр Щербинин. В большой же колокол обычно звонили церковные сторожа Павел Рыбкин из Акишева, а после его смерти Григорий Чуриков из Курцова, а также церковный староста Антон Иванович Зубков (из Горок). Но в пасхальную неделю звонить в колокола разрешалось всем желающим. А так как желающих было очень много, и старых и молодых, то всю неделю от Пасхи до Фомина воскресенья над Бродом стоял неумолчный торжественный гул.
Пасха в Броду отмечалась особенно празднично. В 12 часов ночи тишина взрывалась громким перезвоном колоколов. К церкви со всех деревень прихода сходились люди с зажженными свечами в руках, чтобы принять участие в крестном ходе вокруг церкви. Торжественное пасхальное богослужение продолжалось до самого утра. А затем, придя домой из церкви, люди начинали «разговляться» куличами (пышные высокие белые хлеба, облитые сахарным сиропом), крашеными яйцами и «пасхами» (творожниками с изюмом), освященными в церкви. В пасхальные дни у бродовских жителей (как и повсюду на Руси) был обычай при встрече друг с другом произносить: «Христос воскрес!» И получить на это приветствие ответ: «Воистину воскрес!» При этом считалось правилом обнять и троекратно поцеловать друг друга. Праздничная пасхальная обстановка вызывала у людей самые светлые чувства: любви и уважения к «ближнему», сердечности и умиротворенности. Этому способствовало и весеннее пробуждение родной природы в пасхальные дни: появление молодой зелени, прилёт грачей, половодье рек.
Были в Броду ещё несколько церковных и светских праздников, отмечавшихся также всенародно, как и Пасха. С языческих времен ежегодно отмечалась так называемая «масленица» за неделю до Великого поста. В этот праздник всю неделю в каждом доме пекли блины. Обычно их делали из раствора овсяной муки и съедались в горячем виде вместе с творогом, сметаной или маслом, а иногда и со снетками (мелкой солёной рыбкой). В субботу и воскресенье на масляной неделе все крестьяне села, имевшие лошадей, выезжали кататься со своими семьями на возках или дровнях. Каждый старался поярче украсить гривы лошадей, сбрую и санки разноцветными лентами и проехать по селу с возможно большей лихостью. Под дугами у многих повозок звенели бубенцы или колокольчики. В последний день масленицы, в воскресенье вечером молодежь села жгла чучело на окраине леса. Делали его из соломы и тряпья, прикрепляли к шесту и втыкали в снег. Вокруг раскладывали огромный костёр из дров и бочек из-под дёгтя. Через костёр с горящими факелами в руках, сделанными из пакли, пропитанной смолой, парни и девушки с криком и хохотом прыгали через костёр, бросались снежками и пели озорные частушки. Костёр в тёмном лесу, факелы, горящее чучело, буйное веселье – всё это было волшебно, как в сказке.
Но уже на другой день, в понедельник, обстановка в каждом доме резко менялась. Наступал великий пост, длившийся 7 недель до самой Пасхи. В селе прекращались гулянки молодежи, не слышно было ни песен, ни звука гармошек, ни веселых разговоров. Под унывный звон старого колокола («Бам») жители села, и старые и молодые, и дети шли в церковь, чтобы «исповедоваться» (т.е. покаяться в своих грехах) и «причаститься». В Великий пост не разрешалось есть мясо и яйца, а по пятницам и средам, а также всю последнюю («страстную»)неделю пить даже молоко. Наиболее распространенными блюдами в пост были:
- Тюря – суп из тёртой картошки и гороха, сдобренный постным маслом.
- Мурцовка – крошево из хлеба и лука в холодной воде.
- Щи из квашеной капусты.
- Суп грибной.
- Очищенная от кожуры и обжаренная картошка.
- Картофельный кисель – сваренная и очищенная картошка истолченная в ступе до состояния густой клейкой массы, разрезанной на кубики и сдобренная постным маслом.
- Пареная репа, свёкла и брюква.
Кушать за стол садилась вся семья, ели все из общей посуды (первое из блюда, второе из чугуна). Приступали к еде только после сигнала главы семьи – удара ложкой по столу. Крошки со стола после еды каждый собирал в ладонь и съедал с молитвой: «хлеб наш насущный даждь нам днесь!» Чай пили из самоваров, вода в которых кипятилась древесным углём или сосновыми шишками, заготавливаемых детьми в лесу. Если самовар затухал, его раздували голенищем кожаного сапога, подобно кузнечному меху.
В большинстве семей каждому члену выделялось на чай разово по одному или два кусочка сахара. Каждому была предоставлена полная инициатива в способе его употребления. Чай с сахаром можно было пить «вприглядку», «вприкуску» или «вприлизку». Пить чай «внакладку» позволяла себе лишь семья Боровицкого и ещё 4-5 зажиточных крестьян, да и то лишь по большим праздникам.
31 августа в Броду праздновался один из главных престольных праздников – Фролов День. В этот день на площади села между церковной оградой, школой и сторожкой проводилась большая ярмарка. На неё съезжались невесть откуда и купцы, и лотошники-коробейники, и лавочники, и гадалки. Гвалт, выкрики, песни подгулявших мужчин, ржание лошадей, звон бубенцов, звуки шарманок, барабанов и бубнов – всё это мешалось в сплошной гул. В центре ярмарки кружилась пёстрая карусель, на которой в подвешенных каретах или на деревянных конях с серьёзными видами катались подростки и дети, гордые от осознания своей неустрашимости. Тут же стояли игральные столы, силомеры, рулетки и даже клетки с морскими свинками, вытягивающие для желающих погадать конверты «со счастьем». Под шатрами на прилавках бойко шла торговля детскими игрушками: «пугачами», трубками-горнами, мячиками из опилок на резиновых нитках, надувными резиновыми чертиками, издававшими звуки «уйди-уйди», а также различными сладостями. Народ не расходился до позднего вечера.
Вторая в году ярмарка в Броду проводилась в праздник «Знаменье» — 10 декабря, но она была более скромной, без карусели.
Новый год в Броду до войны отмечать было не принято. Ёлки ставили и украшали не под Новый год, а под Рождество (7 января), но и то не во всех домах. Украшения ёлок делались из картона, еловых шишек и разноцветной бумаги, а освещались они огарками свечей. По древнему обычаю в день Рождества дети группами и в одиночку ходили по домам «славить Христа», за что в благодарность награждались пряниками и конфетами (кто что имел). Своеобразными ритуалами сопровождались и другие праздники. В Крещенье, например, (19 января) до 30-х годов ы Броду ежегодно совершался Крестный ход на речку Улюску, где проводилось водосвятие в проруби, называемом «Иорданом». В Троицу (50 дней после Пасхи) жители украшали фасады своих домов ветками берез и ходили в церковь с цветами, а в Вербное воскресенье (за неделю до Пасхи) – с вербами.
В период между Крещеньем и Масленицей в Броду по обычаю совершались свадьбы. Ритуал венчания был и торжественный, и трогательный. К назначенному часу в церковь приезжал в карете жених в сопровождении многочисленной родни и «дружков» (родителям жениха и невесты присутствовать при венчании не полагалось). Его встречал весёлый перезвон колоколов. Затем приезжала с роднёй и подружками невеста в вуали. При появлении её в церкви зажигалось паникадило, а хор пел громко венчальную молитву («Достойно есть…»). Священник в светлой ризе, взяв за руки молодых, ставил их перед налоем (подобием трибуны) на середине церкви напротив алтаря с открытыми «царскими вратами». Обряд состоял из чтения притч Старого Завета и Евангелия о священном таинстве брака, громогласного исполнения басом одного из певцов «Послания апостола Павла», в возложении венцов на головы молодых, в обмене их кольцами, в испитии по одному глотку красного вина из одного ковша и наконец в благословении священником венчающихся на счастливый законный брак. Жених и невеста каждый в отдельности произносили перед Евангелием обет о верности друг другу в супружеской жизни. В течение всего обряда хор торжественно и проникновенно пел венчальные молитвы. Из церкви свадебная процессия возвращалась домой под звон колоколов. Перед домом молодых осыпали хмелем, а они дарили детям леденцы и орехи.
Школа и другие социальные учреждения Брода.
Школа была построена в Броду почти одновременно с церковью. Она размещалась в небольшом деревянном одноэтажном здании и до революции считалась церковно-приходской. В ней было 4 класса. В школе учились дети из всех 17 деревень бродовского прихода, в том числе и из самых дальних: Дерягина, Тарутина, Кучкова и др. Ежедневно (кроме воскресений) 8-12 летние мальчики и девочки в зимнюю стужу и осеннюю слякоть приходили в школу к 9 часам утра, а после уроков возвращались домой. За плечами они несли котомки со школьными принадлежностями, печёной картошкой и ломтем ржаного хлеба, смазанным льняным маслом.
До 1920 года все ученики школы изучали помимо грамматики и арифметики Закон Божий, преподаваемый священником. Некоторые одаренные музыкальным слухом ученики пели по праздникам на клиросе в церковном хоре. В дореволюционное время и в первые годы после революции в Бродовской школе по 25-30 лет трудились скромные учительницы Плава Дмитриевна Троицкая, Варвара Ивановна Рудакова и Елизавета Ивановна Шевелева.
В начале 20-х годов в Броду была открыта школа II ступени (девятилетка). Для неё было построено второе здание. Однако в 1926 году школа II ступени была перенесена в райцентр Емельяново и до 1930 года в Броду снова оставалась только начальная школа. Осенью 1930 года в селе создается неполная средняя школа (семилетка), именуемая школой колхозной молодёжи (ШКМ). Директором её был Иван Егорович Арбузов. Имея лишь 5-классное образование он, тем не менее, пользовался большим и заслуженным авторитетом и у учащихся, и у учителей, и у родителей. По его инициативе в школе было организованно в большие перемены чаепитие учеников с сахаром и с небольшими ломтиками белого («ситного») хлеба. По настоянию И. Е. Арбузова при школе в 1932 году открылся интернат для проживания учащихся из отдаленных деревень в зимнее время. До войны в Бродовской НСШ трудились замечательные педагоги: Ольга Михайловна Безобразова – Жукова, Мария Павловна Саватеева, Арсений Григорьевич Григорьев, Александр Никонорович Бросалов (в войну ему было присвоено звание Героя Советского Союза за мужество при форсировании р. Одер), Николай Осипович Лебедев, Иван Михайлович Жуков и др. Будучи молодыми, образованными и интеллигентными людьми, они были истинными наставниками учеников, сумевшими вызвать у них интерес к знаниям и заложив в их души гуманные человеческие чувства. Они организовывали по собственной инициативе викторины и конкурсы учеников на общественно-политические и естественноисторические темы, соревнования по различным видам спорта, вечера художественной самодеятельности. Учителя Лебедев и Бросалов, курировавшие работу редколлегий школьных стенгазет «Клич пионера» и «За отличную учёбу», сумели привлечь большинство учеников в качестве корреспондентов этих газет. В 1934 году они были признаны лучшими среди школьных стенгазет во всем Емельяновском районе. Учительницы О. И. Безобразова и М. П. Саватеева организовали издание рукописного школьного литературного журнала, в котором ученики помещали свои стихотворения и маленькие рассказы. Выпускники Бродовской школы 1935-1940 г. г. всегда с особой теплотой и благодарностью вспоминают своих дорогих учителей-наставников.
Село Брод до Великой Отечественной Войны был вторым по значению медицинским центром в Емельяновском районе. Здесь имелся больничный терапевтический стационар и поликлиника, расположенные в отдельных зданиях. Для врачей был построен отдельный дом с хозяйственными пристройками. Доброй известностью пользовались в округе бродовские врачи (универсалы) Щекин Сергей Александрович и его преемники Биргер Давид Григорьевич и Кузьмин Иван Петрович, а также фельдшер (он же и акушер) Некрасов Арсений Федорович. В 1936 году около больничного городка было построено здание аптеки, первыми фармацевтами в которой работали Марфа Аристарховна Каликина и Ольга Флегонтовна Поведская.
В 1930 году в Броду стало функционировать почтовое отделение. Этот узел связи перенесен был сюда из д. Липига и он стал обслуживать всю Тредубскую волость. В 1932 году здесь был установлен телефон. Первым начальником почтового отделения «Броды» был Гурьянов Василий (из Быльцина), а первой телефонисткой Хрусталова Клавдия (из Дерягина).
В 1927 году в Брод пришло кино. Первые кинофильмы были немые и черно-белые. Огромный восторг зрителей вызвали картины: «Девушка с коробкой», «Закройщик из Торжка», «Поэт и царь». Демонстрировалось кино в одном из сенных сараев. Электроток давала динамо-машина. Её «крутили» по очереди мальчишки. За это они освобождались от платы за просмотр фильма (5 копеек). Первым киномехаником был некто Костя из Твери. Затем его заменил на этом посту (самом престижном в то время) бродовский комсомолец Ваня Корчагин. В обязанности киномеханика входило и громкое чтение текстов по ходу фильма.
В тои же году в домах Кузнецова Ивана Михайловича и Морошкина Ивана Владимировича появились детекторные радиоприемники с наушниками. Желающих послушать «концерты» из Москвы по радио было так много, что к домам владельцев этих чудо-аппаратов выстраивались очереди.
В следующем, 1928 году, у входа в школу появился первый в селе громкоговоритель в виде большой черной тарелки. О начале трансляции передач из Москвы были предупреждены жители всех окрестных деревень. И когда из тарелки послышался треск и человеческий голос, молодежь бурно зааплодировала, а многие старики и старушки шарахнулись от испуга, осеняя себя крестом.
Основной транспортной артерией, связывающей Брод с губернским (позже областным) городом Тверь и уездным городом Старица была Волга. Напротив села под обрывистым левым берегом стояла пристань, к которой пришвартовывались пассажирские пароходы. Первый пароход приплыл к Броду в 1909 году. Он именовался «Борис». Имел нижнюю и верхнюю палубы, капитанский мостик с рулевым управлением, высокую трубу и большие лопатные колеса по обоим бортам. После революции «Борис» был переименован в «Шевченко». В 1926 году появился второй пассажирский пароход «Инженер, он был такого же размера», как и «Шевченко», но более удобный для пассажиров, так как имел салон для пассажиров не в трюме, а на нижней палубе. В зависимости от уровня воды в Волге пароходы курсировали до Ржева, до Старицы, или только до Иваниш.
Всё лето и осень по Волге ходили также грузовые пароходы, тянувшие баржи с различными грузами ( «Маяковский», «Плещеев», «Никитин», «Кольцов» и др.). К пристани они не причаливали. Мимо Брода часто проплывали длинные плоты, называемые «гонками». Это с верховьев Волги лесорубы сплавляли строевой лес на заводы и фабрики Твери. На всем протяжении реки от Кучково до Потапихи по Волге расставлялись наплаву «бакены» белого и красного цвета, указывающие основной фарватер реки безопасный маршрут движения пароходов и гонок. Ночью на этих бакенах горели фонари, зажигали которые (а утром гасили) опытные курцовские бакенщики.
Пассажирские пароходы от Твери (Калинина) до Брода шли 7 часов. Обычно по воскресеньям для встречи их к пристани стекалась большая толпа молодежи и детей. Стоя на берегу, они хором пели песни, плясали и танцевали под гудки парохода и звонкие гармошки. Встреча парохода была большим развлечением бродовской молодежи и детворы в весеннее и летнее время. В зимние же месяцы молодежь развлекалась главным образом на так называемых «посиделках», собираясь вечерами то в одном, то в другом доме для игр, песен, танцев. Появление кого-либо на посиделках в хмельном виде не только запрещалось, но и презиралось.
Летом конные повозки и большие группы людей при необходимости перенаправлялись через Волгу на пароме, приводимом в движение паромщиком и самими пассажирами путем натягивания стального троса, прочно закреплённого на противоположных берегах. А отдельные пассажиры могли переправиться через Волгу на обыкновенной вёсельной лодке принадлежащей бессменному бродовскому перевозчику Михаилу Спиридоновичу Дроздову. С каждого пассажира за проезд в одну сторону он брал по 5 копеек.
Брод в годы коллективизации.
Зимой 1929-1930 года в Броду началась коллективизация единоличных крестьянских хозяйств. Проходила она очень бурно. Сходки крестьян, сначала периодические, потом стали проводиться почти ежедневно, а затем и круглосуточно (взрослые члены семей сменяли друг друга). Они переносились из одного дома в другой. Возбужденные мужчины и женщины до хрипоты спорили с представителями районных властей и местной партийной ячейки, отстаивая право пользоваться своими наделами земли, постройками и скотом. Вездесущие мальчишки (в том числе и автор этих записок) лазили под скамейками, стараясь уловить смысл шумного спора взрослых. Над головами людей стоял сизый и едкий дым махорки. Никогда я не видел своих земляков в таком разъяренном состоянии. Нажим представителей властей и партячейки был жестокий и неумолимый. Они выполняли установку: осуществить сплошную коллективизацию в самый короткий срок. На столе лежал лист бумаги, где каждый глава семьи должен был поставить свою подпись о вступлении в колхоз. Некоторые из них за время сходки по три раза ставили свои подписи о согласии и по три раза вычеркивали свои фамилии. «Врешь, не загонишь!» — вопили мужчины, а особенно женщины. В Броду коллективизация шла особенно болезненно потому, что большинство крестьян были крепкие середняки. Однако угрозы о «раскулачивании» сопротивляющихся, в конце концов, возымели своё действие. К весне 1930 года большинство единоличников в Броду вступили в колхоз, а их земельные наделы, хозяйственные постройки, лошади и большая часть коров были обобщены. Колхозу дали название «Волна». Председателем его избрали Александра Бульту – мужчину средних лет, из бедняков, очень склонного к демагогии и пьянству. Но он был коммунист, и его поддерживала сельская партячейка, возглавляемая Мазановым Г. М. Он также дружил с председателем Бродовского сельсовета Кирьяновым, секретарём сельсовета Мамаевым и с участковым милиционером Оглаугольниковым, которого все боялись за свирепый нрав.
Первые жертвы политики коллективизации.
Первой семьёй в Броду, испытавшей на себе всю дикость и бесчеловечность политики «ликвидации кулачества, как класса на основе сплошной коллективизации» была семья священника Поведского Алексея Васильевича. Он служил в Бродовской церкви 20 лет (с 1911 по 1931 год). Прихожане его искренне любили и уважали не только как своего духовного пастыря, но и как труженика-крестьянина. Имея 8 детей, он из года в год собственными силами (лишь в последние годы с помощью старших детей) выращивал в своем крестьянском хозяйстве необходимые семье продукты питания: зерно, гречиху, картофель, лён и овощи, собственноручно заготавливал сено для домашнего скота (лошади, коровы, овец), ухаживал за этим скотом, был умелым плотником и столяром по дереву, переплётчиком книг. Окончив в 1990 году Тверскую духовную семинарию с высшей степенью отличия («богослов») он был разносторонне образованным человеком. Хорошо знал нотную грамоту и искусство хорового пения, что позволило ему создать в церкви замечательный хор. В тоже время отец Алексей (как звали его в селе) был очень скромным и добрым человеком, идеальным семьянином.
Сельская партячейка неоднократно пыталась спровоцировать священника на действия и на выступление в проповедях против Советской власти. Силами местных активистов – безбожников устраивались шумные митинги у стен церкви во время праздничных богослужений, подбрасывались в церковь собаки и птицы. Учителям школы было запрещено выдавать детям священника школьные принадлежности, отказывалось им в поощрениях за хорошую учёбу и т. д. Когда все эти меры морального воздействия на священника оказались «неэффективными», ему было дано твердое задание раскорчевать 3 гектара мелколесья под пашню, а также сдать колхозу 3 кг семян красного клевера и 5 кг семян льна. С помощью прихожан семена клевера и льна были собраны и сданы, но задание по освоению целины было выполнено на одну треть, на большее у священника не хватило сил. Это было квалифицировано районным нарсудом, как контрреволюционный саботаж, и А. В. Поведский был осужден на 10 лет лишения свободы с конфискацией имущества, включая дом, надворные постройки, домашний скот, мебель и инвентарь. Огромная семья священника, таким образом, осталась без крова и без средств к существованию. В колхоз они не были приняты, как семья «врага народа». Выжить ей удалось благодаря поддержки и бескорыстной помощи прихожан церкви, а также великому подвигу жены священника Ольги Флегонтовны, которой пришлось три года ходить по деревням за милостыней, чтобы спасти детей от голодной смерти. Два раза она отвозила мужу сухари в места его ссылки.
Черную роль в судьбе священника и его семьи сыграл Мазанов Григорий Михайлович – секретарь партячейки. Он выступил на заседании нарсуда с заявлением, что священника надо убрать из села подальше, чтобы ускорить темпы коллективизации, а в его отсутствии можно было бы закрыть церковь.
Правда восторжествовала лишь спустя 3 года. По ходатайству прихожан ВЦИК РСФСР освободил А. В. Поведского из мест заключения, полностью реабилитировал его и возвратил к семье. Однако, подорвав здоровье на каторге (на торфоразработках под Шатурой) он прожил дома всего два месяца и умер в возрасте 45 лет. Похоронен о. Алексей около церкви, в которой он прослужил верой и правдой 20 лет. Только после его смерти трудоспособным членам семьи священника было позволено работать в колхозе.
Такая же участь (и с таким же финалом) постигла и семью Василия Яковлевича Боровицкого, имевшего в семье 10 детей.
Первые годы колхоза «Волна».
В 1930-1931 годах в колхозе был выращен неплохой урожай зерновых (около 11 ц с гектара), что позволило выполнить план хлебозаготовок и выдать колхозникам по 500 граммов зерна на трудодень – больше, чем в окружающих деревнях. Большая заслуга в этом была бригадира полеводческой бригады Лавровой Ульяны (из крестьянской семьи Михеевых), которую колхозники уважали больше, чем председателя колхоза и парторга.
В 1932 году в Броду произошло важное событие – была создана машинотракторная станция (МТС). Её первым директором был Дунаев, а начальником политотдела Бондарев. Оба были посланцами Губкома ВКП (б). Старшим агрономом МТС был назначен Дьячков – тихий, скромный, но очень болеющий за дело старый специалист. При создании МТС в ней был только один трактор «Фордзон», но уже к осени прибыло сразу 6 новеньких тракторов ХТЗ. На «стальных коней», сбежалось смотреть, как на чудо, всё население села. Когда эти тракторы пахали зябь, за ними по бороздам, как грачи, бежали дети и подростки с песней «Смело мы в бой пойдём за власть Советов и, как один, умрём в борьбе за это!»
Руководители МТС приняли энергичные меры по повышению культуры земледелия и культуры села. Были организованны курсы по подготовке трактористов, на которых учились не только деревенские парни, но и девушки, проведено в полеводческих бригадах несколько занятий агротехнического всеобуча.
В 1933 году в домах колхозников и в общественных зданиях Брода вспыхнули «лампочки Ильича» от трактора, поставленного на стационар. В середине села (в доме Кузнецовой А. М.) была открыта изба-читальня. В ней агроном, врачи и учителя проводили беседы с населением. Здесь же организовывались вечера художественной самодеятельности, демонстрировались кинофильмы, проводились соревнования шахматистов. Над избой-читальней взял шефство Калининский вагоностроительный завод. Он изредка присылал в Брод своих самодеятельных артистов и музыкантов, которые пользовались здесь большим успехом.
На поляне около деревни Бережки было сделано футбольное поле, на котором, приехавшие в отпуск из Ленинграда братья Фроловы учили местных парней правилам футбольной игры. На опушке елового леса были сделаны «гигантские шаги» — карусель, на которой по летним вечерам с удовольствием катались парни и девушки. Иногда на стадионе устраивались танцы под гармонь. Лучшими гармонистами в Броду в это время были Федя Павлов, Борис Кузнецов и Ваня Чуканов.
Брод в предвоенные годы.
К сожалению, взлёт инициативы и активности жителей Брода продолжается недолго. Уже в конце 1933 года стал заметен спад трудовой и общественной жизни на селе. Связано это было с тем, что приложив большие усилия для получения в 1933 году высокого урожая, колхозникам было выдано зерна на трудодень лишь по 250 граммов, вместо ожидаемых четырёх килограммов. Дело в том, что руководители Емельяновского района (секретарь райкома ВКП (б) Тележкин и председатель РИКа Веселов) дали заверение секретарю Московского обкома ВКП (б) Кагановичу (Емельяновский район в то время входил в Московскую область), что район перевыполнит план хлебозаготовок в 2 раза. Эта «инициатива» Кагановичем была с благодарностью одобрена. Но осуществление её подорвало экономику большинства колхозов района, в том числе и колхоза «Волна». Колхоз сдал хлебоприемный пункт не только большую часть продовольственного и фуражного зерна, но даже и часть семенного фонда. Это вызвало недовольство колхозников, подорвало их веру в колхоз. Многие из них, особенно молодежь, из-за угрозы надвигающегося голода осенью ринулись на заработки в Ленинград и в другие города. Очевидцы рассказывали, что на станции Высокое в ноябре-декабре 1933 года скопились большие толпы людей, ожидавшие своей очереди посадки на поезд. Подходившие к станции составы пассажирских и грузовых поездов люди, буквально, атаковали: лезли в вагоны через двери и окна, забирались на крыши, висели на буферах. Слышались крики и проклятья. Работники политотдела МТС и сельская партячейка приняли пропагандистские меры по поведению порядка и дисциплины в колхозе. Они в один голос утверждали, что трудности, переживаемые колхозниками – это следствие коварных козней замаскировавшихся «врагов народа». К разоблачению этих «врагов» были привлечены даже комсомольская организация МТС и пионерская организация школы. Комсомольцы и пионеры под общим руководством зам. начальника политотдела по комсомолу Колесникова создали два отряда так называемой «Легкой кавалерии» — секретных постов охраны хлебов «во избежание их гибели от рук классных врагов». Выходящая при МТС газета «Сталинский путь» из номера в номер сообщала, как бойцы легкой кавалерии то там, то тут обнаруживают срезанные ножницами колосья ржи и непотушенные костры вблизи посевов, слышат шум шагов убегающих в темноту ночи людей (конечно же «коварных врагов»). Но конкретных «вредителей» ни юным, ни взрослым «кавалеристам» не удалось поймать ни одного. Да, видимо, их и не было.
Неуютно стало жить колхозникам в Броду. Люди стали бояться громко разговаривать. По вечерам многие даже не зажигали в домах огней – боялись арестов. При появлении в селе милиционера Оглаульникова жители разбегались по домам и запирали двери.
Расскажу только об одном печальном событии, свидетелем которого я был, находясь на родине в летние каникулы 1936 года. Это варварское разрушение церковной колокольни и снятие с неё колоколов. В Брод для этой цели приехали «специалисты». Сначала они сбросили мелкие колокола, затем «пожарный» колокол. И вот, наконец, мастер выбил кувалдой последний клин из «ушей» большого колокола, который 50 лет благовестил народу «радость велию». Колокол будто задрожал от такого безумия и святотатства людей, упал на наклонные брёвна, съехал к окну и ударившись на земле о своего младшего брата, издал, как стон, последний звук. Мне подумалось, что в это время, наверное, вздрогнули в могилах кости тех, кто отдавал последние копейки на украшение своей церкви звонами-колоколами, на строительство храма, где они находили утешение от житейских невзгод и испытывали радость от сознания своей причастности к вечному и таинственному миру.
За оградой стояли люди и плакали. И только два комсомольца – члена союза воинствующих безбожников (не хочу называть фамилии) с хохотом, как дикари каменного века, исступлённо плясали между разбитыми колоколами. Пусть это останется на их совести.
Колокольня опустела и стала просвечиваться насквозь своими печальными глазищами – окнами.
Через некоторое время стали разбирать и саму колокольню. И хотя кирпичи спускались на землю по деревянному лотку, но падая с большой высоты, большая часть их раскалывалась. Предполагалось, что кирпичи колокольни пойдут на строительство в Броду средней школы. Но когда стало ясно, что эти кирпичи для строительства использовать нельзя, то был найден другой выход – разобрать на кирпичи церковную ограду, что и было сделано. От ограды остались одни ворота.
В 1938 году Бродовская церковь была закрыта. В ней сначала демонстрировались звуковые кинофильмы, используя прекрасную акустику храма, а затем руководители МТС не нашли ничего более умного, как использовать церковь-красавицу под механические мастерские. Замечательный резной иконостас из красного дерева был разобран и сожжен, а церковная утварь растащена. В кузнице мастерской был сожжен и богатый архив церкви.
Зимой 1941-1942 года село Брод находилось в немецкой оккупации. При отступлении немцы сожгли село до тла. Осталась лишь обезображенная и обезглавленная церковь.
В 1988 году, посетив родные места, мне стало до боли обидно, что от прежней красоты Брода ничего не осталось.
Но пусть историю восстановления села после войны и описание современной жизни его обитателей продолжат другие, представители молодого поколения моих земляков, кому небезразлична судьба их малой Родины – старинного русского села Броды.
Поведский П. А.
1990 год.
Из истории села Броды (pdf файл, откройте, чтобы прочитать)
Из истории села Броды. Автор Поведский П. А., 1990 г.
Из истории села Броды рисунки (pdf файл, откройте, чтобы посмотреть)